123 Views
Музыка полураспада
Когда едешь в метро,
в шуме поезда можно услышать
новую, неслыханную музыку.
Иногда это успокаивает нервы,
но неделя мёртвого стекла
едва не заставила меня
вообще не ездить в метро —
в грохоте проезжающих вагонов
я слышал крики тех, кого увозили отсюда
на полигон на грузовиках
в последний раз.
Это были первые аккорды Музыки полураспада.
Особенно, если за окном ночь.
Особенно, если за окном.
Особенно, если за.
Особенно, если.
Я не стал ждать коды.
Я разбил мёртвое стекло вагона,
и музыка полураспада навсегда оставила меня.
Я снова начал ездить в метро,
но больше уже не слышу никаких мелодий.
29 августа 1994 года, редакция 18 июля 2021 года.
Представь себя собакой
Однажды на улице я случайно услышал,
Что дрессировка собаки стоит
100.000 рублей.
Люди же дрессируются бесплатно
и добровольно.
Так подними голову.
Повысь самооценку.
Представь себя собакой.
16 ноября 1994 года, редакция 24 апреля 2023 года.
Житие неизвестного
В левой руке он держал мировую скорбь,
а в правой — бесплодные усилия предшественников.
Он шёл по полям, городам и дорогам
и многое из того, что увидел, он записал
в свою маленькую красную записную книжку,
которую у него отобрали менты
на первом же обыске.
История не донесла до нас его имени,
и потому можно предположить,
что это был ты.
23 ноября 1994 года.
* * *
(Наталье Беленькой)
Если ночью едешь домой
из особенно поздних гостей,
невозможно смешаться с толпой
и скорей потеряться в ней.
Ты с собою наедине,
окружающие — враги…
Чтоб не сгинуть в прошедшем дне,
надо просто писать стихи.
Если новое солнце твоё
вновь откажет в своих лучах,
когда первый среди врагов,
но последний в очередях,
если даже твои друзья
невнимательны и глухи,
остаётся уйти в себя,
остаётся писать стихи.
Если видишь, что ты мишень
для острот, подозрений и стрел,
если видишь, что ты — клише,
ничего никогда не умел,
если ты чересчур открыт —
не для нежности — для тоски —
остаётся умерить прыть,
остаётся писать стихи.
Если куришь один в тишине,
не желая идти домой,
и мечтаешь о новой волне
чтоб пресытиться той волной;
пережитое — умертви,
но тогда и не нужно слов:
если мало тебе любви,
никогда не пиши стихов.
28 мая 1995 года.
Червоточина
Там наверху гильотина. Посмотри, сразу видно, что наступил мир.
Эжен Ионеско, «Бред вдвоем».
Дождь проникает сквозь щели в моей броне.
Хнычет в детской постельке внебрачное слово.
Утром в газете — к вечеру лозунгом на стене:
«Если нет ничего, то нет ничего такого!»
Каряя червоточина. Кто-то покинул дом.
Кто-то просто решил, что нашёл подругу.
Террористы пенсионного возраста связку бомб
по-джентельменски учтиво передают друг другу.
Библиотека головного мозга — как это здорово:
Наши герои осилили в жизни так много книг,
Что теперь пишут исключительно кровью,
Правда, преимущественно, кровью других.
Именно в ней и плыву я, именно в ней тону,
Именно в ней бултыхаюсь на самом дне…
Не потому ли, Господи, не потому
Дождь проникает сквозь щели в моей броне?
2 июля 1996 года, редакция 24 апреля 2023 года.
Судьба человека
Девочка считала себя дамой,
Полной красоты и обаянья,
По ночам — любовные романы,
Если замуж — только за героя.
Но герои ей не попадались —
Так, самолюбивые салаги.
И на скорбно-депрессивной почве
Девочка взрослела и умнела.
Через десять лет случилось чудо:
Девочка влюбилась в офицера,
И теперь живут они в Ангарске,
Городе промышленных гигантов.
12 марта 1997 года.
* * *
В Аду санитарный день;
Ковчег утонул в песках…
Поставьте для входа в Эдем
Печати на пропусках!
Скрижали кто-то украл,
Пока кто-то светлый с креста
Ножом перочинным сдирал
Поблекший муляж Христа.
9 января 1999 года.
Сцена на кухне
Всё жил, не думал. А в результате
Смотрю — и вижу: она — предатель.
Дай только повод — сожрёт на месте!
Пью горький кофе. Боюсь известий.
Бежать бы надо: по курсу — лето,
Но я же верил совсем не в это!
И хироманты в узор обоев
Вложить хотели совсем другое!
Встаю, но поздно. Мгновенье риска.
Её походка уже так близко!
Уйти не смею. Склонились руки…
Со мной не выйдут такие штуки!
Уйди скорее! Убью, как гада!
Уйди… а впрочем, уже не надо…
Уйди… как странно… у чашки синей
Как будто приступ эпилепсии…
…Разбито блюдце. Остыл мой ужин.
Еще недавно я был ей нужен.
Теперь — как будто прошло цунами,
Но это было уже не с нами.
Пора забыться. С фотопортрета
Мне глазки строит чужое лето,
Но я всё так же пью черный кофе,
Уже не помня о катастрофе…
2 — 3 июня 2000 года.
Как так
Как молодой повеса
в брильянтовой пыли,
так юная принцесса
на мели.
Как трубадур эпохи
за праздничным столом,
так очередь придворных
за вином.
Как только убежала
любимая моя,
так крысы зачастили
с корабля.
Как гул пустого зала,
биение сердец,
так будут и начало,
и конец…
6 августа 2000 года.
Рождение Христианства
Страсть – мозоль на стопе пространства,
Дарья Баранникова
Страсть – рождение Христианства…
Христианство рождается заново
в этих улицах пряно-каштановых
и душистых орехов горсти…
Христианство рождается заново
в тех цветах, что мечтают цвести.
Христианство совсем по-весеннему,
прилетая с ветрами Полесья,
приступает к святому спасению
новорожденных ангельских песен —
и летят они, легкокрылые,
как невидимая пыльца,
чтоб без видимого усилия
покорять молодые сердца,
чтоб носиться у врат благовонием,
чтобы биться под куполом ладаном,
чтобы вместе с печерским Антонием
путь открыть до небесного града нам,
чтоб в Днепре, покрасневшем от солнца
и закатного едкого дыма,
не сдалась под мечом крестоносца
украинская Палестина!..
Рыжий волос — кровавая проседь.
На Крещатике кружится осень
и юродствуя, и смеясь:
не поймёшь — то ли мир на допросе,
и повсюду Советская Власть,
то ли праведники-убийцы
Высший Разум свели с ума…
Будет снег над Подолом кружиться,
будет мёрзнуть на флюгере птица,
будет долгая нехристь-зима.
Пусть погаснет кровавое зарево
ритуала, прижизненно старого —
дети вечно пребудут детьми…
Христианство рождается заново —
каждый год, каждый день, каждый миг!
май 2004 года, Киев — 8 января 2005 года, Москва.
Человечий
Святая вода — семя.
Слепое звучанье — имя.
Слезится моё воскресение
дыханьем ольхового дыма.
Лесная дорога знакома:
идёшь — и теряться нечего…
Вся жизнь — от дома до дома
зверёныша человечьего.
5 мая 2004 года, Киев — Нежин.
Часы
Мы живём от зари до зари
с часовым механизмом внутри:
грянет взрыв, и привет поездам —
где-то там, где-то там, где-то там…
Включишь радио — ночь напролёт
говорят, что упал самолёт
и его уже триста минут
не найдут, не найдут, не найдут…
Мы исчезнем — маршруты пути
нам придётся до срока пройти;
только солнце, земля и вода —
навсегда, навсегда, навсегда…
7 мая — 9 июля 2004 года, Киев — Москва.
* * *
Когда-нибудь и я найду тот выход,
который без печали и стыда
возможность даст обыденное лихо
домысливать без помощи листа…
Мне исповеди эти не помогут:
вся жизнь при мне, и память — ни при чём,
я просто не хочу свои итоги
к загадкам бытия считать ключом…
19 мая 2004 года.
Антигона
День, когда ослушалась Бога Ева,
надо чтить как праздник земного стада:
заслужив навеки проклятье гнева,
инкубатор вздрогнул святого сада.
До чего ж светла и горька отвага
защищая нежность, идти на боль —
но не сделай Ева такого шага,
вероятно, не было б нас с тобой.
Человеку в ссылке для счастья надо
крепкий дом, хозяйство; родятся дети…
Пусть весь век в работе! Нам будут рады —
что не часто было и в райской клети,
да и клеть, пожалуй, припомнишь редко:
мир вокруг становится всё родней…
Сыновья полюбят наследство предков,
внуки эту землю сочтут своей.
Раздвигая мир, выходя за двери,
те, кто были братья — теперь народы,
образ их от Бога, но суть — от зверя,
полигон Эдема, тавро природы.
Разделяй и властвуй — привычный способ
восторгать толпу с высоты коня.
от свободы слова к свободе голоса,
от заката солнца к закату дня.
Вавилонских армий цари и боги,
призывают к крови враждебной знати:
«Пусть в пучину взрывов летят эпохи —
мы сожжём для Вечности сто Хорватий!»,
и горит во имя тупой отваги
всё, что миром нажили от Начал:
план военных действий — кусок бумаги,
сердце — слишком пористый материал.
Той же ночью вспыхнули диаманты,
задрожали тенью обломки неба,
выскользнули выси из рук атлантов,
словно искалечили корни древа.
Генеральный путь отступленья армий
и горел, и плавился — словно воск —
занималось зарево над горами,
доставая жаром до самых звёзд.
…Но за днём последним настал день первый —
воздух становился светлей и выше,
утро осторожно касалась неба,
как котёнок лапой — издохшей мыши.
Посреди истерзанного пейзажа
всё, что недорушил полночный ад:
вместо поселений — кирпич и сажа,
из-за щёлки — искоркой — детский взгляд.
Встань с коленок, девочка… На иконе
замерли навеки отец и мама…
набери родимой земли в ладони:
в ней живёт частица любви Адама.
Ты, конечно, слышала звуки грома —
он совсем не страшный, коль жить, любя —
братьев схорони своих, Антигона,
новый мир начнётся теперь с тебя.
10 июня — 12 июля 2005 года.
Звезда на крови
«…где звёздочка не уставная,
Давид Самойлов
а вырезанная из банки»
Который год, не уставая,
горит звезда неуставная —
всё над тобой, Земля!
И бормоча ночами что-то,
теряют разум звездочёты
московского Кремля.
Уже давно закрылись банки,
и гордо отгремели танки
по улицам Москвы…
Горит звезда. И ей не страшно
быть на вершине Спасской Башни
у храма на Крови…
2 июля 2005 года.
1995
Когда-то мы были ранними,
когда-то мы были пьяными,
и все нас словами ранили,
а мы отходили стаями,
глазами смотрели грустными,
как наши надежды хрустнули —
и, знаешь, я до сих пор
не верю в то время в упор.
4 июля 2005 года.
