175 Views
translation from Russian by Alexander Murtazayev
“Oh sing, Naftul!” they all plead at once,
For him to helplessly shrug.
He barely held out to see this cell,
But here he ran out of luck.
No point in running when death is near
And follows close like a loyal wife,
But they are asking to sing him here
As if his music was life.
Come say Naftul, where’s your booming voice,
How come you ended up here?
The songs you sang at the synagogue
To city’s adoring ear?
Remember how the Aggadah‘s read,
The candles burn, and the satin shines.
And isn’t it sweet, to think of it now
In the year of nineteen thirty-nine?
And so rose Naftul and his cough was gone,
His face like chalk and his beard jet-black.
He sang as clear as he’s never sung,
He sang like he did way back.
He heard the bustle of busy squares,
And the voice of his did not quiver once.
He saw his daughters, his daughters fair,
His sons, his wonderful sons.
He saw a brother betray his kin
Without batting an eye,
An execution squad closing in
On a schoolteacher at night?
He saw as clear as the morning sky
What is to come for his blood and land.
The cancer ward and the doctor’s coat,
Canadian passport check stand.
He saw the joyless faraway lands,
My face he saw on the train.
And next to him, barely daring to breathe,
The Solicam prison again.
How desperately they all ask for a song!
One cannot ignore their plea.
And the night did smoke, and the night did beat,
For the morning to never be.
Прадед
Ему кричали: «Ну спой, Нафтул!» —
А он лишь руками махал.
До соликамской тюрьмы дотянул
И из неё не сбежал.
Куда бежать, если всюду смерть
За ним шагает, косой грозя?
А здесь так жалобно просят спеть,
Будто без песен нельзя.
А где же твой голос, ответь, Нафтул,
И что ты делаешь здесь?
Как в синагоге ты ре тянул —
Город запомнит весь.
Горели свечи, блестел атлас,
И служка читал Агаду —
И славно вспомнить об этом сейчас,
В тридцать девятом году.
И встал Нафтул, и кашель пропал,
Борода — как смоль, а лицо — как мел.
И пел он так, как когда-то певал,
И как никогда не пел.
Он слышал гомон больших площадей,
И голос его не дрогнул, не стих.
Он видел дочек своих дочерей,
Сынов сыновей своих.
Он пел и видел, как брата брат
Предаст, не меняясь в лице,
И как карательный ждёт отряд
Учительницу на крыльце.
Грядущее крови своей и страны
Открылось ему наперёд —
И кто в Канаду сбежит от войны,
Кого саркома добьёт.
Он видел далёкие злые края,
Меня в толчее метро…
А рядом, дыхание затая,
Молчал соликамский острог.
Так жалобно просят — как не помочь!
Без песен нельзя? Да брось!..
И билась ночь, и курилась ночь,
А утро не началось.
