438 Views

* * *

Сколько б мы не каялись, ни плакали,
мы теперь для них враги заклятые,
боль нечеловеческая, благого ли
чёрные слова их, мысли, взгляды их?

латана надежда, перелатана,
кровью и огнём война пропитана,
даже, если в ней не виноваты мы,
даже, если всё в душе болит у нас

мы бессильны изменить историю,
мы сильны и духом и оружием,
но чего бы нам это не стоило
соберём себя их слов разрушенных,

из разбитых судеб, из разграбленных
городов, из детского слёз и горестей.
Было ли всё это так уж правильно?
Было ли всё это нужно Господи?

Ранняя весна с зимой венчается
огненным венцом, кровавым заревом,
мне б проснуться, но не получается,
как проснуться нынче не сказали нам,

как принять себя такого чёрствого,
русского такого (Боже праведный!),
сломленного (нужное зачеркнуто),
как принять, чтобы это было правильно?

* * *

Война посреди любви,
любовь посреди печали,
но если бы мы тогда не молчали,
мы были б сейчас в крови?

Юли или не юли-
уже для венков заготовлен терний.
Любовь милосерлвует долготерпит,
война милосердствует ли?

Всей боли людской, всех мук
война в себя не вмещает,
любовь зла не мыслит, и всё прощает
и верит она всему.

Не войны любовь несёт,
не радуется неправде,
скажи мне пожалуйста, бога ради,
что это неправда всё,

и скорби минут года,
что будут отлиты в огне и в стали,
и тьма перестанет, и не перестанет
любовь никогда, никогда.

* * *

Плачет мальчик, мальчик плачет
над страницей дневника,
уколол о слово пальчик
и не вылечит никак,

ничего не слышит, кроме
слов движения в ночи-
это стих сочится кровью,
это тьма в душе молчит,

так молчит, что подступает
к голу крик и тошнота,
остаётся толко память,
но она уже не та,

что святой казалась раньше,
человечной, причастной,
ранен мальчик, мальчик ранен
неслучившийся весной,

Смотрит в небо выше, выше,
взгляду там сейчас вольней,
мальчик просто хочет выжить
вопреки чужой войне.

Прорастает одуванчик
солнца снова сквозь рейхстаг,
мальчик плачет, плачет мальчик
и не может перестать.

* * *

Облака — белогривые лошади
и солнечных полк зайчат.
Пустые коляски на площади
во Львове давно молчат,

пустые коляски детские,
кто стать посмел палачом?
Ты не говори, что дескать мы
с тобою тут ни при чём,

что это не то, чем кажется,
что запад им, нам- восток,
под лавочки все букашечки,
кузнечики под мосток,

живые, смешные некогда,
потерянные теперь,
а нам и деваться некуда
от этих людских потерь,

от слёз, насекомых шёпотов
и праздников на крови.
Коляски на век лишенные
недетской такой любви

безмолвствуют, а покамест ты
летишь точно камень вниз,
и аисты в небе, аисты
и детские души в них.

* * *

Какие оттуда вести?
Здесь, под проливным дождём,
соседке моей «груз двести»
вчера привезли. Мы вместе,
мы все свои грузы ждём

и малые и большие,
но здесь, на краю земли,
мы мыслили глубже, шире
и жили, мы просто жили
и вдруг умирать пошли

внезапно, безбожно, рьяно,
в уплату чужих долгов,
и там, где плыли бурьяны,
лишь братские нынче ямы
чернеют и пыль столбом.

И как это всё принять нам,
когда в стороне чужой,
на поле, огнём примятом,
кровавые рдеют пятна
и пуля поёт чижом?

Когда к нам привозят грузы-
нет ангела ни за кем,
лишь бездна за страшным спуском,
и боль говорит на русском
родном твоём языке.

* * *

Ни шагу вбок, ни шагу прочь из строя,
какие твои чувства и года?
Смогла бы я женою быть героя?
Смогла, но не желала б никогда

ни злейшему врагу, ни вражьей жинке,
пусть слава обойдёт их стороной,
поскольку ничего важнее жизни
нет в этом мире, сломленном войной.

Что толку в этом вынужденном рае,
и в славном возращеньи к праотцам,
когда солдаты наши умирают
за что, не понимая до конца,

когда своих отцов теряют дети,
когда теряют мамы сыновей?
И кто за эту боль сейчас в ответе,
и мы с тобой каких сейчас кровей?

Какой резон в той доблести и силе,
когда мы все отчаяньем полны?
Ах, если б все солдаты возвратились
и наши и «не наши» с той войны

живыми, не увечными, седыми,
но зла не причинившие другим.
Земля чужая в копоте и дыме,
земля родная, свет свой сбереги,

угасший, но поднявшийся с коленей
на берегу подземной той реки,
во имя всех грядущих поколений,
и вечной славы этой вопреки.

* * *

Перепиши меня однажды набело,
и будет песнь моя с твоею венчана,
пусть не пополнится аллея ангелов
детьми безвинными сегодня вечером,

пусть не вменится нам в вину неверие,
и новостные обманут полосы,
у страха взрослого ни дна не берега,
у страха детского нет только голоса,

у страха детского глаза зелёные,
ладошки потные, косицы русые,
летает голос твой не над землей моей,
над убиенными, над болью русскою.

В бочонке солнечном голубка моется,
В дыму Отечества темно и душно ей,
а под обстрелами все дети молятся,
безмолвно молятся, одними душами,

а под обстрелами все люди разные,
все люди Божии, все люди смертные,
а дети лечат слезами раны их,
и что-то жжется, что-то меркнет в них,

и обескровлена, и обездолена
их тьма кромешная в огне и копоти,
аллея ангелов продлится до неба,
но не сейчас тебя прошу я, Господи!


Рисунок: Джолен Лай (США)

Ксения Август

Ксения Август родилась 1988 в Калининграде. Окончила Белорусскую Государственную Академию музыки по классу фортепиано. Преподаватель Калининградского областного музыкального колледжа им. С.В.Рахманинова. Мама четырёх детей. Вошла в поэтический мир в 2002 году, когда начала заниматься в литературном объединении «Родник» под руководством легендарного Сэма Симкина. Лауреат ряда международных литературных конкурсов и фестивалей. Участник семинаров молодых писателей при поддержке Союза писателей Москвы 2019 и 2021 годов. В 2006 году в формате самиздата вышла первая книга стихов «Брызги шампанского». В 2019 году в рамках издательской программы правительства Калининградской области и при техническом содействии Союза российских писателей вышел сборник стихов «Преображение». В Московском издательстве «Секлограф» в 2021 году вышел в свет третий поэтический сборник «Солнечный бумеранг».